Тёмная половина - Страница 3


К оглавлению

3

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

— О, мой Бог. Иисусе. Иисус Христос.

Он на мгновение в ужасе отшатнулся. Затем наклонился ближе. Над хирургической маской и за стеклами очков в роговой оправе его глаза вдруг выразили живое любопытство и изумление. — Что это?

— Я думаю, вы видите, что это, — сказал Притчард. — Я читал об этом, но никогда не ожидал увидеть это наяву.

Мозг Тада Бомонта был цвета наружной поверхности раковины улитки — умеренно серый с розоватым оттенком.

Сквозь гладкую поверхность коры мозга выступал слепой и уродливый человеческий глаз. Мозг слабо пульсировал. Глаз пульсировал вместе с ним. Это выглядело так, словно он пытался им подмигнуть. Именно это — подмигивание глаза — заставило ассистирующую медсестру удрать из операционной.

— Святой Боже, что это? — снова воскликнул Альбертсон.

— Это ничто. — сказал Притчард. — Когда-то это могло стать частью жизни, человеческой жизни. Сейчас это — ничто. Кроме беспокойства. А это беспокойство мы попробуем устранить.

Доктор Лоринг, анестезиолог, сказал:

— Можно и мне взглянуть, Притчард?

— Он в порядке?

— Да.

— Тогда валяй. Об этом ты сможешь рассказывать внукам. Но поспеши.

Пока Лоринг все это рассматривал, Притчард обернулся к Альбертсону.

— Мне нужен аппарат Негли. Я собираюсь приоткрыть его чуть-чуть пошире. Тогда мы попробуем. Я не знаю, смогу ли я добраться до этого, но я сделаю все, что смогу.

Лестер Альбертсон, заменивший старшую медсестру, вложил свежестерилизованный зонд в руку Притчарда. Притчард, мурлыкая про себя песенку «Бонанза», обработал разрез быстро и почти без нажима, лишь иногда посматривая на зеркальце, закрепленное на конце зонда. Он работал, полагаясь в основном на ощущения при прикосновениях. Альбертсон затем утверждал, что никогда в жизни не встречал такой изощренной хирургии действительно на кончиках пальцев.

В добавление к глазу, они нашли часть ноздрей, три ногтя и два зуба. Глаз продолжал пульсировать и пытался подмигнуть даже в ту секунду, когда Притчард начал его пунктуру с последующим вырезом. Вся операция, от начального зондирования до конечной ампутации, заняла всего двадцать семь минут. Пять кусочков ткани шлепнулись на поднос из нержавеющей стали позади раскроенной головы Тада.

— Я думаю, мы все прочистили, — наконец произнес Притчард. — Все посторонние включения тканей были, по-моему, присоединены рудиментарным ганглием. Даже если остались другие включения, у нас, я полагаю, были хорошие шансы убить их.

— Но… как объяснить, что мальчишка все еще жив? Я подразумеваю, что они были частью его самого, не так ли? — спросил в изумлении Лоринг.

Притчард указал на поднос.

— Мы обнаружили глаз, несколько зубов и ногтей в башке этого малого, и вы считаете их частью его организма? Вы видели недостающие ногти на его пальцах? Хотите проверить?

— Но даже рак есть лишь часть собственно пациента…

— Это не был рак, — терпеливо сказал Притчард. Его руки делали свое дело, пока он ораторствовал. — В очень многих случаях, когда мать рожает единственного ребенка, этот младенец фактически начинает существование в ее чреве как двойня, друг мой. Пропорция достигает соотношения два к десяти. Что происходит с другим утробным плодом? Сильнейший поглощает слабейшего.

— Поглощает его? Вы подразумеваете, что он съедает двойника? — спросил Лоринг. Он выглядел немного бледным. — Мы говорим о внутриутробном каннибализме?

— Называйте это как хотите, но происходит оно весьма часто. Если им удастся разработать сонаграмное устройство, о котором столько болтают на всех медицинских конференциях, мы действительно сможем узнать, как часто это случается. Но сейчас не важно, сколь часто или редко это происходит; то, что мы увидели сегодня — это куда большая редкость. Часть двойника этого мальчика осталась непоглощенной. Так случилось, что эти части проступили в передней доле лба. Столь же легко они могли оказаться в его кишечнике, селезенке, позвоночнике, еще где-либо. Обычно единственными врачами, встречающимися с чем-то аналогичным, являются патологоанатомы — это происходит при вскрытиях, — но я никогда еще не слыхал о случае, когда посторонние включения послужили бы причиной смерти пациента.

— Так что же произошло здесь? — спросил Альбертсон.

— Что-то заставило эту массу ткани, которая была, наверное, микроскопических размеров еще год назад, начать снова расти и развиваться. Часы развития поглощенного двойника, которые остановились по крайней мере за месяц до родов у миссис Бомонт, были снова каким-то образом заведены… и проклятая штуковина действительно начала расти. Нет никаких секретов во всем последующем, поскольку одного внутричерепного давления было вполне достаточно для жестоких головных болей и конвульсий у мальчика.

— Да, — сказал Лоринг очень мягко, — но почему это случилось?

Притчард лишь покачал головой.

— Если мне удастся попрактиковаться не только в гольфе в ближайшие тридцать лет, вы можете тогда задать мне этот же вопрос. Возможно, к тому времени у меня будет ответ. Все, что я знаю сейчас, это то, что я вырезал очень необычный и очень редкий вид опухоли. Доброкачественной опухоли. И во избежание сложностей, я полагаю, это все, что нужно знать родителям. Отец малого мало чем отличается от китайского болвана. Я не представляю, как мне удалось бы объяснить ему, что я сделал аборт его 11-летнему сынишке. Лес, не дадим ему никаких поводов для раздумий.

И после некоторого размышления, он обратился ласково к старшей медсестре:

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

3